Октябрьская революция синонимы

Что про­изо­шло в 1917 году — рево­лю­ция, пере­во­рот, две раз­ных рево­лю­ции или что-то иное?.. Неред­ко ответ на этот вопрос начи­на­ет­ся со слов «тра­ди­ци­он­но счи­та­ет­ся» или «обыч­но гово­рят». Но ведь быва­ли раз­ные тра­ди­ции обра­ще­ния к сюже­там 1917 года и раз­ные при­выч­ки наиме­но­ва­ния тех исто­ри­че­ских собы­тий. Дале­ко не все­гда сло­во «пере­во­рот» было одно­знач­ным руга­тель­ством, как порой пред­став­ля­ет­ся сей­час, а сло­во «рево­лю­ция» — одно­знач­ной похва­лой и геро­иза­ци­ей. VATNIKSTAN решил разо­брать­ся, какая точ­ка зре­ния на сем­на­дца­тый год может счи­тать­ся более тра­ди­ци­он­ной и более верной.

Впер­вые ста­тья была опуб­ли­ко­ва­на в рам­ках интер­нет-про­ек­та «1917. День за днём».

---

Революция на глазах у современников

Для оче­вид­цев собы­тий, про­ис­хо­див­ших в Пет­ро­гра­де в кон­це фев­ра­ля 1917 года, было оче­вид­но: идёт рево­лю­ция. Подоб­ная харак­те­ри­сти­ка была повсе­мест­ной, и ещё до отре­че­ния Нико­лая II от пре­сто­ла про­ис­хо­див­шие на гла­зах изме­не­ния назы­ва­лись рево­лю­ци­он­ны­ми. Об этом писал в днев­ни­ке остав­ший­ся в исто­рии безы­мян­ным сто­лич­ный гимназист:

«26 фев­ра­ля, вос­кре­се­нье. Самый кро­ва­вый день из всей революции».

Об этом же теле­гра­фи­ро­ва­ла на сле­ду­ю­щий день сво­е­му мужу импе­ра­три­ца Алек­сандра Фёдоровна:

«Рево­лю­ция вче­ра при­ня­ла ужа­са­ю­щие размеры».

Собы­тия несколь­ких дней кон­ца фев­ра­ля — нача­ла мар­та, сверг­нув­шие монар­хию, не вос­при­ни­ма­лись завер­шён­ны­ми. Рево­лю­ция про­дол­жа­лась и в после­ду­ю­щие меся­цы, посколь­ку про­цесс фор­ми­ро­ва­ния новой вла­сти толь­ко начи­нал­ся; это отра­зи­лось и в назва­нии Вре­мен­но­го пра­ви­тель­ства, и в неопре­де­лён­ной фор­ме прав­ле­ния в Рос­сии — вплоть до про­воз­гла­ше­ния осе­нью рес­пуб­ли­ки. Пона­ча­лу вос­при­я­тие рево­лю­ци­он­но­го про­цес­са было весь­ма вос­тор­жен­ным — чего сто­ит хре­сто­ма­тий­ный при­мер вели­ко­го кня­зя Кирил­ла Вла­ди­ми­ро­ви­ча, кото­рый, по вос­по­ми­на­ни­ям двор­цо­во­го комен­дан­та Вла­ди­ми­ра Воей­ко­ва, 1 мар­та при­шел в зда­ние Госу­дар­ствен­ной Думы с крас­ным бан­том на пле­че. Но уже к кон­цу вес­ны эйфо­рия в обще­стве прошла.

Газе­та «Рус­ская воля», напри­мер, часто исполь­зо­ва­ла заго­лов­ки «Да здрав­ству­ет рево­лю­ция», «Рево­лю­ция в око­пах», в лет­ние меся­цы — «Рево­лю­ция на краю про­па­сти», и тому подоб­ное. Бла­го­склон­ная оцен­ка Алек­сандра Керен­ско­го как «свет­ло­го юно­ши рево­лю­ции» посте­пен­но сме­ни­лась кри­ти­кой рево­лю­ци­он­ных дея­те­лей — Вик­то­ра Чер­но­ва, напри­мер, посто­ян­ный автор газе­ты писа­тель Лео­нид Андре­ев назы­вал «ско­мо­ро­хом рево­лю­ции». Любо­пыт­но, что впо­след­ствии, когда Воен­но-рево­лю­ци­он­ный коми­тет уже в ходе захва­та вла­сти боль­ше­ви­ка­ми закрыл газе­ту, то в при­ка­зе он пред­пи­сал рек­ви­зи­ро­вать типо­гра­фию «Рус­ской воли» «для нужд рево­лю­ции» — тогда рево­лю­ци­ей стал уже тот про­цесс, кото­рый осу­ществ­ля­ла новая власть. При этом рево­лю­ция в язы­ке совре­мен­ни­ков чаще все­го не име­ла ника­ко­го опре­де­ле­ния — она не была «фев­раль­ской», «бур­жу­аз­ной», «демо­кра­ти­че­ской» или какой-либо ещё.

Одним сло­вом, теку­щие собы­тия вос­при­ни­ма­лись как про­цесс рево­лю­ции вне зави­си­мо­сти от мораль­ной и поли­ти­че­ской пози­ции совре­мен­ни­ков. В ряде слу­ча­ев, одна­ко, опре­де­лен­ные поли­ти­че­ские силы исполь­зо­ва­ли рево­лю­ци­он­ность в каче­стве одно­знач­но поло­жи­тель­ной харак­те­ри­сти­ки, видя в сво­их оппо­нен­тах «контр­ре­во­лю­ци­о­не­ров»: так, попыт­ка боль­ше­ви­ков орга­ни­зо­вать 10 июня демон­стра­цию про­тив Вре­мен­но­го пра­ви­тель­ства вызва­ла у мень­ше­ви­ка Ирак­лия Цере­те­ли воз­глас, соглас­но кото­ро­му «контр­ре­во­лю­ция может про­ник­нуть к нам толь­ко через одну дверь: через боль­ше­ви­ков». Тем самым он под­чёр­ки­вал неде­мо­кра­ти­че­ский харак­тер их дей­ствий, направ­лен­ный про­тив суще­ству­ю­щих рево­лю­ци­он­ных орга­нов вла­сти. Таким же обра­зом посту­па­ли и боль­ше­ви­ки, объ­явив 7 октяб­ря от лица Льва Троц­ко­го, что Вре­мен­ное пра­ви­тель­ство и Пред­пар­ла­мент носят контр­ре­во­лю­ци­он­ный харак­тер, нахо­дят­ся под вли­я­ни­ем контр­ре­во­лю­ци­он­ных эле­мен­тов (сто­рон­ни­ков гене­ра­ла Лав­ра Корнилова).

Пози­ция пол­но­го отри­ца­ния рево­лю­ции про­яви­лась у неко­то­рых совре­мен­ни­ков ещё в 1917 году. Упо­мя­ну­тый выше Лео­нид Андре­ев в сен­тяб­ре 1917 года в ста­тье «Во имя рево­лю­ции» поста­вил вопрос: в Рос­сии про­ис­хо­дит Рево­лю­ция или же все­го лишь Бунт?.. Впо­след­ствии он скло­нил­ся ко вто­ро­му, отка­зав­шись назы­вать уви­ден­ное и пере­жи­тое бла­гим для писа­те­ля сло­вом «Рево­лю­ция». Но для боль­шин­ства рево­лю­ция про­дол­жа­лась, и на её фоне в кон­це октяб­ря состо­я­лась оче­ред­ная сме­на власти.

---

Октябрь как революция, переворот и восстание

В мас­со­вом созна­нии по-преж­не­му живёт фра­за Вла­ди­ми­ра Лени­на, про­из­не­сен­ная им 25 октяб­ря (7 нояб­ря по ново­му сти­лю) 1917 года на засе­да­нии Пет­ро­град­ско­го сове­та рабо­чих и сол­дат­ских депутатов:

«Това­ри­щи! Рабо­чая и кре­стьян­ская рево­лю­ция, о необ­хо­ди­мо­сти кото­рой всё вре­мя гово­ри­ли боль­ше­ви­ки, совершилась».

Попу­ля­ри­за­ция этой фра­зы про­изо­шла не без вли­я­ния кине­ма­то­гра­фа, а имен­но филь­ма Миха­и­ла Ром­ма «Ленин в Октяб­ре» (1937 год).

Немно­гие при этом смо­гут вспом­нить, что вслед за эти­ми сло­ва­ми Ленин добавил:

«Какое зна­че­ние име­ет эта рабо­чая и кре­стьян­ская рево­лю­ция? Преж­де все­го, зна­че­ние это­го пере­во­ро­та состо­ит в том, что у нас будет Совет­ское пра­ви­тель­ство, наш соб­ствен­ный орган вла­сти, без како­го бы то ни было уча­стия буржуазии».

Таким обра­зом, двой­ствен­ность собы­тий кон­ца Октяб­ря, кото­рые с «тех­ни­че­ской» точ­ки зре­ния явля­лись орга­ни­зо­ван­ным пере­во­ро­том и захва­том вла­сти, но с «идей­ной» — рево­лю­ци­ей, изме­нив­шей обще­ствен­ный строй, пони­ма­лась ещё их орга­ни­за­то­ра­ми и участниками.

Октябрь­ская рево­лю­ция как собы­тие фигу­ри­ро­ва­ло, напри­мер, в декла­ра­ции фрак­ции боль­ше­ви­ков, огла­шен­ной на засе­да­нии Учре­ди­тель­но­го собра­ния 5 янва­ря 1918 года: от име­ни «боль­шин­ства тру­до­вой Рос­сии» боль­ше­ви­ки тре­бо­ва­ли от чле­нов собра­ния «при­знать заво­е­ва­ния Вели­кой Октябрь­ской рево­лю­ции, совет­ские декре­ты о зем­ле, мире, о рабо­чем кон­тро­ле», и так далее. В то же вре­мя в пер­вые меся­цы совет­ской вла­сти часто зву­ча­ла мысль о пере­во­ро­те-собы­тии в кон­тек­сте рево­лю­ции-про­цес­са. Ленин на засе­да­нии ВЦИК 24 фев­ра­ля 1918 года говорил:

«Конеч­но, при­ят­но и лег­ко быва­ет гово­рить рабо­чим, кре­стья­нам и сол­да­там, при­ят­но и лег­ко быва­ло наблю­дать, как после Октябрь­ско­го пере­во­ро­та рево­лю­ция шла вперёд».

Вос­при­я­тие неза­вер­шён­но­сти рево­лю­ции посте­пен­но ухо­ди­ло в про­шлое по мере осо­зна­ния того фак­та, что миро­вой про­изо­шед­шая рево­лю­ция уже не ста­нет. Как след­ствие, ухо­ди­ли в про­шлое и рево­лю­ци­он­ные орга­ны вла­сти: рево­лю­ци­он­ные три­бу­на­лы были лик­ви­ди­ро­ва­ны в кон­це 1922 года в свя­зи с окон­ча­ни­ем Граж­дан­ской вой­ны и созда­ни­ем губерн­ских судов, Рево­лю­ци­он­ный воен­ный совет упразд­нён в 1934 году. Рево­лю­ци­ей оста­лись толь­ко собы­тия кон­ца октяб­ря 1917 года и, в зави­си­мо­сти от кон­тек­ста, при­мы­ка­ю­щие к ним пер­вые неде­ли совет­ской власти.

Ино­гда захват вла­сти 24–26 октяб­ря 1917 года име­но­вал­ся «Октябрь­ским воору­жён­ным вос­ста­ни­ем». Так, Алек­сандр Керен­ский 24 октяб­ря на засе­да­нии Пред­пар­ла­мен­та в Мари­ин­ском двор­це оце­нил ситу­а­цию в сто­ли­це как «состо­я­ние вос­ста­ния». Но и впо­след­ствии поня­тие «вос­ста­ние» исполь­зо­ва­лось — воз­мож­но, что­бы под­черк­нуть мас­со­вость собы­тий в Пет­ро­гра­де. В одном из томов сочи­не­ний Льва Троц­ко­го, опуб­ли­ко­ван­ном в 1925 году одно­вре­мен­но фигу­ри­ру­ют все три опре­де­ле­ния Октяб­ря: рево­лю­ция, вос­ста­ние и переворот.

Итак, в кон­це 1910‑х — нача­ле 1930‑х годов сло­жи­лось вза­и­мо­за­ме­ня­е­мое исполь­зо­ва­ние при­выч­ных нам поня­тий в при­ме­не­нии к Октяб­рю. Есте­ствен­но, «рево­лю­ци­ей» Октябрь назы­вал­ся тогда, когда это­го тре­бо­вал кон­текст: напри­мер, во вре­мя празд­но­ва­ния деся­ти­ле­тия рево­лю­ции в 1927 году (пер­во­го офи­ци­аль­но­го тор­же­ствен­но­го юби­лея), утвер­ждён­ные пар­ти­ей лозун­ги содер­жа­ли имен­но сло­во «рево­лю­ция», но не «пере­во­рот»; в осталь­ных же слу­ча­ях, не тре­бо­вав­ших эмо­ци­о­наль­но­го под­тек­ста, замет­на сино­ни­мич­ность терминов.

Сто­ит так­же доба­вить, что чем даль­ше, тем боль­ше обособ­лен­ное вос­при­я­тие Октяб­ря вли­я­ло и на при­ме­не­ние тер­ми­на «Фев­раль­ская рево­лю­ция» как отдель­но­го собы­тия. Пони­ма­ние рево­лю­ции 1917 года как еди­но­го про­цес­са в Совет­ской Рос­сии не прижилось.

---

Взгляд из другой России

В срав­не­нии с совет­ской исто­рио­гра­фи­ей, кото­рая в 1920–1930‑е годы стре­ми­лась к чёт­кой кон­цеп­ту­а­ли­за­ции и дог­ма­ти­за­ции поли­ти­че­ской исто­рии, эми­грант­ская мысль меж­во­ен­но­го пери­о­да отли­ча­лась край­ним раз­но­об­ра­зи­ем идей и взгля­дов на акту­аль­ные исто­ри­че­ские собы­тия. Осмыс­ле­ние рево­лю­ции было одной из клю­че­вых про­блем для обще­ствен­ной мыс­ли Рус­ско­го зару­бе­жья, ведь имен­но это собы­тие вытолк­ну­ло его пред­ста­ви­те­лей за пре­де­лы Рос­сии, сфор­ми­ро­вав иную, дру­гую Россию.

Пуб­ли­цист Нико­лай Устря­лов, напри­мер, упо­треб­ляя поня­тия «Фев­раль­ская рево­лю­ция», «Октябрь­ская рево­лю­ция», «боль­ше­вист­ская рево­лю­ция», чаще при этом писал о «рус­ской рево­лю­ции», под­ра­зу­ме­вая под ней весь исто­ри­че­ский пово­рот, кото­рый про­изо­шёл в Рос­сии в 1917 году. Но в ряде его ста­тей мож­но уви­деть и более широ­кое пони­ма­ние рево­лю­ции. В 1922 году он писал: 

«Гром пушек крон­штадт­ско­го вос­ста­ния воз­ве­стил исто­рии, что начал­ся пере­лом в раз­ви­тии вели­кой рус­ской революции».

Ста­ло быть, ещё в преды­ду­щем 1921 году, во вре­мя Крон­штадт­ско­го вос­ста­ния, рево­лю­ция не каза­лась ему окон­чен­ной. Ино­гда, что­бы под­черк­нуть зна­ко­вость исполь­зу­е­мой им фор­му­ли­ров­ки, Устря­лов писал о «Вели­кой Рус­ской Рево­лю­ции» с про­пис­ных букв.

Пози­ция Устря­ло­ва — при­мер оцен­ки рево­лю­ци­он­ных собы­тий с точ­ки зре­ния идео­ло­гии сме­но­ве­хов­ства 1920‑х годов (по назва­нию сбор­ни­ка ста­тей «Сме­на вех»), соглас­но кото­рой побе­див­шая ком­му­ни­сти­че­ская власть в Рос­сии дей­ству­ет в наци­о­наль­ных инте­ре­сах рус­ско­го наро­да, и в этом смыс­ле итог рус­ской рево­лю­ции — это не отри­ца­ние наци­о­наль­но­го пути Рос­сии, а шаг в сто­ро­ну како­го-то ново­го эта­па это­го пути. Наци­о­наль­ный харак­тер рево­лю­ции выра­жал­ся и в её назва­нии — «рус­ская».

Неко­то­рые эми­гран­ты, желая под­черк­нуть «автор­ство» Октябрь­ской рево­лю­ции в Рос­сии, демон­стра­тив­но писа­ли о «боль­ше­вист­ской рево­лю­ции»: напри­мер, Иван Ильин («Кто из нас ещё столь наи­вен, что­бы не пони­мать миро­во­го раз­ма­ха боль­ше­вист­ской рево­лю­ции?») или Нико­лай Бер­дя­ев («Талант­ли­вый и бле­стя­щий Троц­кий, создав­ший вме­сте с Лени­ным боль­ше­вист­скую рево­лю­цию, изверг­нут рево­лю­ци­он­ным пото­ком и нахо­дит себе при­ста­ни­ще лишь в Тур­ции»). Для кон­сер­ва­тив­но настро­ен­ных дея­те­лей Зару­бе­жья рево­лю­ция сама по себе была спор­ным или даже вовсе нега­тив­ным явле­ни­ем, поэто­му они её не отри­ца­ли, лишь под­чер­ки­вая опре­де­ле­ни­ем «боль­ше­вист­ская» её узкую направленность.

Эми­гран­ты соци­а­ли­сти­че­ско­го направ­ле­ния, напро­тив, ста­ра­лись ука­зать, что боль­ше­ви­ки совер­ши­ли не рево­лю­цию, а нечто про­ти­во­по­лож­ное. Так, мень­ше­вист­ский орган «Заря» в 1922 году соот­вет­ству­ю­щим обра­зом оце­нил пяти­ле­тие Октяб­ря в ста­тье под назва­ни­ем «Юби­лей рус­ской контр­ре­во­лю­ции». В этом же жур­на­ле Октябрь­ская рево­лю­ция харак­те­ри­зо­ва­лась как «контр­ре­во­лю­ци­он­ный переворот».

Итак, несмот­ря на плю­ра­лизм мне­ний, отме­тим, что боль­шин­ство дея­те­лей Рус­ско­го зару­бе­жья не отри­ца­ло рево­лю­ци­он­но­го харак­те­ра 1917 года, и в целом имен­но эми­грант­ская мысль сохра­ни­ла и раз­ви­ва­ла идею о еди­ной рус­ской рево­лю­ции. Харак­те­ри­сти­ка же Фев­ра­ля и Октяб­ря как отдель­ных собы­тий при­сут­ство­ва­ла, но в зави­си­мо­сти от пози­ции авто­ра и само­го кон­тек­ста мог­ла быть разной.

---

Великая Октябрьская социалистическая революция

Вер­нём­ся в совет­ские реа­лии. Поня­тие «Октябрь­ский пере­во­рот» и после 1930‑х годов про­дол­жа­ло мель­кать в текстах и пуб­ли­ка­ци­ях — в основ­ном в сочи­не­ни­ях участ­ни­ков и совре­мен­ни­ков собы­тий. Напри­мер, Иосиф Ста­лин в 1950 году в газе­те «Прав­да» опуб­ли­ко­вал свою извест­ную рабо­ту «Марк­сизм и вопро­сы язы­ко­зна­ния», в кото­рой отме­чал, что «рус­ский язык остал­ся в основ­ном таким же, каким он был до Октябрь­ско­го переворота».

Ещё раз под­черк­нём, что «рево­лю­ци­ей» собы­тия октяб­ря 1917 года назы­ва­лись сра­зу же, и было бы некор­рект­но утвер­ждать, что пона­ча­лу «офи­ци­аль­но» Октябрь был назван «пере­во­ро­том», а с 1927 года назва­ние поме­ня­лось (подоб­ный тезис ино­гда встре­ча­ет­ся у совре­мен­ных пуб­ли­ци­стов). Дело ско­рее в том, что толь­ко с 1927 года мож­но гово­рить о куль­те годов­щи­ны рево­лю­ции, став­шей офи­ци­аль­ным празд­ни­ком, при кото­ром наиме­но­ва­ние «рево­лю­ция» было более умест­ным в силу тор­же­ствен­но­сти и идей­но­го содер­жа­ния. Одна­ко зна­ко­мое поко­ле­ни­ям совет­ских граж­дан дог­ма­ти­че­ское сло­во­со­че­та­ние «Вели­кая Октябрь­ская соци­а­ли­сти­че­ская рево­лю­ция» появи­лось не сра­зу, а лишь к сле­ду­ю­ще­му юби­лею, в 1937 году. Пери­о­ди­че­ски появ­ля­ясь на стра­ни­цах газет и дру­гих печат­ных изда­ний, четы­рёх­со­став­ное соче­та­ние ста­ло устой­чи­вым наиме­но­ва­ни­ем в год 20-летия революции.

«Крат­кий курс исто­рии ВКП(б)», опуб­ли­ко­ван­ный в 1938 году, закре­пил наиме­но­ва­ние, провозгласив:

«Вели­кая Октябрь­ская соци­а­ли­сти­че­ская рево­лю­ция победила».

Ана­ло­гич­ный тезис, выде­лен­ный в тек­сте таким же отдель­ным абза­цем, был исполь­зо­ван в «Крат­ком кур­се» в гла­ве, опи­сы­ва­ю­щей Фев­раль­скую революцию:

«Фев­раль­ская бур­жу­аз­но-демо­кра­ти­че­ская рево­лю­ция победила».

Обя­за­тель­ное опре­де­ле­ние типа рево­лю­ции — бур­жу­аз­но-демо­кра­ти­че­ская или соци­а­ли­сти­че­ская — объ­яс­ня­ло без лиш­них ком­мен­та­ри­ев, что Фев­раль и Октябрь — два раз­ных исто­ри­че­ских рубе­жа, соот­вет­ству­ю­щих марк­сист­ской кон­цеп­ции пере­хо­да от фео­даль­но­го обще­ства к бур­жу­аз­но­му, а затем от бур­жу­аз­но­го к соци­а­ли­сти­че­ско­му. Чёт­кость опре­де­ле­ний и жест­кое раз­де­ле­ние рево­лю­ци­он­но­го про­цес­са 1917 года на две рево­лю­ции пере­жи­ли ста­лин­ское вре­мя и суще­ству­ют в виде сло­вар­ной, энцик­ло­пе­ди­че­ской фор­мы по сей день.

Так, Фев­раль­скую рево­лю­цию «Боль­шая совет­ская энцик­ло­пе­дия» назы­ва­ла «вто­рой рус­ской рево­лю­ци­ей» (соот­вет­ствен­но, Октябрь­ская была тре­тьей и отдель­ной рево­лю­ци­ей). Фев­раль­ские собы­тия опи­са­ли как «бур­жу­аз­но-демо­кра­ти­че­скую» рево­лю­цию авто­ры «Боль­шой рос­сий­ской энцик­ло­пе­дии» в 33‑м томе, вышед­шем в юби­лей­ном 2017 году. Мы не будем оста­нав­ли­вать­ся на мно­го­чис­лен­ных при­ме­рах исполь­зо­ва­ния клас­си­че­ских совет­ских опре­де­ле­ний, кото­рые и не дума­ют ухо­дить со стра­ниц печат­ных изда­ний и из уст­ной речи, хотя сле­ду­ет отме­тить, что офи­ци­аль­ное совет­ское «Вели­кая Октябрь­ская соци­а­ли­сти­че­ская рево­лю­ция», в отли­чие от лишён­но­го оче­вид­ной идео­ло­ги­че­ской хлёст­ко­сти «Фев­раль­ская бур­жу­аз­но-демо­кра­ти­че­ская», исполь­зу­ет­ся ско­рее людь­ми левых поли­ти­че­ских взгля­дов или же авто­ра­ми, жела­ю­щи­ми акцен­ти­ро­вать вни­ма­ние на вели­че­ствен­но­сти и зна­ко­во­сти Октября.

---

Переворот и заговор

Жела­ние дистан­ци­ро­вать­ся от совет­ско­го офи­ци­о­за в пере­стро­еч­ную и пост­со­вет­скую эпо­ху вызва­ло, в чис­ле про­че­го, отри­ца­ние офи­ци­аль­но­го взгля­да на исто­рию. Всё чаще ста­ло зву­чать поня­тие «Октябрь­ский пере­во­рот», и, в отли­чие от ран­ней совет­ской эпо­хи, лишь в ред­ких слу­ча­ях оно соче­та­лось с фор­му­ли­ров­кой «Октябрь­ская рево­лю­ция» как пол­но­прав­ным сино­ни­мом в одном и том же тек­сте, за исклю­че­ни­ем тек­стов пери­о­ди­че­ских изда­ний и кол­лек­тив­ных сбор­ни­ков с раз­ны­ми авторами.

Нель­зя при этом ска­зать, что сло­во «пере­во­рот» все­гда несёт отри­ца­тель­ный, кри­ти­че­ский отте­нок, осо­бен­но в науч­ных рабо­тах; чаще все­го иссле­до­ва­те­ли ста­ра­ют­ся исхо­дить из кон­тек­ста, и если лек­си­ка самих изу­ча­е­мых ими источ­ни­ков — вос­по­ми­на­ний, газет­ных пуб­ли­ка­ций, доку­мен­тов — под­ска­зы­ва­ет им не изме­нять исполь­зу­е­мый в них тер­мин, то они будут скло­нять­ся к его упо­треб­ле­нию. Встре­ча­ет­ся и ути­ли­тар­ный под­ход к выбо­ру тер­ми­на: если речь идёт о самих октябрь­ских днях в Пет­ро­гра­де, то опи­сы­вать­ся будет имен­но пере­во­рот, а не рево­лю­ция как эпо­халь­ное событие.

Вме­сте с тем поли­ти­че­ская интер­пре­та­ция ста­ла брать свое, и неред­ко мож­но столк­нуть­ся с наме­рен­ным выбо­ром в поль­зу «пере­во­ро­та» для демон­стра­ции сво­ей поли­ти­че­ской пози­ции. Так, извест­ный дея­тель пере­строй­ки Алек­сандр Яко­влев в пре­ди­сло­вии к рус­ско­му изда­нию «Чер­ной кни­ги ком­му­низ­ма» под назва­ни­ем «Боль­ше­визм — соци­аль­ная болезнь XX века» писал толь­ко об «Октябрь­ском пере­во­ро­те», хотя фран­цуз­ские авто­ры кни­ги исполь­зо­ва­ли сло­во­со­че­та­ние «Октябрь­ская рево­лю­ция». Созна­тель­но гово­рит об «Октябрь­ском пере­во­ро­те 1917 года» кол­лек­тив авто­ров полу­чив­ше­го извест­ность сво­ей поли­ти­че­ской анга­жи­ро­ван­но­стью учеб­но­го посо­бия «Исто­рия Рос­сии. XX век» под редак­ци­ей Андрея Зубова.

Пере­осмыс­ле­ние исто­рии при­ве­ло в совре­мен­ной лите­ра­ту­ре и к ино­му взгля­ду на Фев­раль­скую рево­лю­цию: сме­щая акцент со сти­хий­но­го уча­стия пет­ро­град­ских масс в ходе собы­тий фев­ра­ля — мар­та 1917 года на поли­ти­че­скую пози­цию ряда госу­дар­ствен­ных, обще­ствен­ных и воен­ных дея­те­лей, авто­ры пери­о­ди­че­ски пишут о «Фев­раль­ском заго­во­ре» и «Фев­раль­ском пере­во­ро­те». Без­услов­но, и сами сви­де­те­ли Фев­ра­ля мог­ли упо­треб­лять эти сло­ва, хотя они не оспа­ри­ва­ли рево­лю­ци­он­ный харак­тер сме­ны вла­сти (здесь умест­на ана­ло­гия с сов­мест­ным исполь­зо­ва­ни­ем опре­де­ле­ний Октяб­ря боль­ше­ви­ка­ми). Напри­мер, извест­ный дум­ский дея­тель Алек­сандр Гуч­ков, став­ший чле­ном Вре­мен­но­го пра­ви­тель­ства, высту­пая 8 мар­та 1917 года на тор­же­ствен­ном засе­да­нии Цен­траль­но­го воен­но-про­мыш­лен­но­го коми­те­та, говорил:

«Гос­по­да, этот пере­во­рот явля­ет­ся не резуль­та­том како­го-то умно­го и хит­ро­го заго­во­ра, како­го-то ком­пло­та, рабо­ты каких-то замас­ки­ро­ван­ных заго­вор­щи­ков, кото­рых иска­ли во тьме ноч­ной аген­ты охран­ки. Этот пере­во­рот явил­ся зре­лым пло­дом, упав­шим с дерева».

Один из при­ме­ров обсуж­де­ния тези­са о «Фев­раль­ском пере­во­ро­те» в теле­ви­зи­он­ной пере­да­че «Что делать». 2017 год

Совре­мен­ный аме­ри­кан­ский исто­рик Алек­сандр Раби­но­вич с удив­ле­ни­ем отме­ча­ет в интер­вью 2017 года, что толь­ко в пост­со­вет­ской Рос­сии он столк­нул­ся с тези­сом о Фев­ра­ле как след­ствии заго­во­ра, хотя Октябрь­ское вос­ста­ние и на Запа­де часто счи­та­ют «хоро­шо орга­ни­зо­ван­ным пут­чем». Впро­чем, дела­ет вывод Раби­но­вич, «заго­вор не был глав­ным ни в Октяб­ре, ни в Фев­ра­ле». Пожа­луй, эта взве­шен­ная пози­ция отра­жа­ет воз­мож­ность исполь­зо­ва­ния «нере­во­лю­ци­он­ных» опре­де­ле­ний Фев­ра­ля и Октяб­ря: в том или ином кон­тек­сте они при­ме­ня­лись и могут при­ме­нять­ся в буду­щем, но всё же тен­ден­ции на пол­ное отри­ца­ние поня­тий «Фев­раль­ская рево­лю­ция» и «Октябрь­ская рево­лю­ция» в серьёз­ной лите­ра­ту­ре и обще­ствен­ном созна­нии не наблюдается.

---

Великая русская революция

В све­те сто­лет­не­го юби­лея 1917 года повсе­мест­ным ста­ло исполь­зо­ва­ние отстра­нён­ных и обоб­щён­ных соче­та­ний «рево­лю­ция 1917 года», «рево­лю­ция 1917 года в Рос­сии», «рос­сий­ская рево­лю­ция 1917 года». На пер­вый взгляд без­ли­кое опре­де­ле­ние, по мне­нию неко­то­рых пуб­ли­ци­стов, свя­за­но с жела­ни­ем не акцен­ти­ро­вать обще­ствен­ное вни­ма­ние на харак­те­ре и зна­че­нии Октябрь­ской рево­лю­ции. Но подоб­ная моти­ва­ция, если и при­сут­ству­ет сего­дня, не столь замет­на, как про­явив­ша­я­ся с рубе­жа 1990–2000‑х годов тен­ден­ция вос­при­ни­мать собы­тия веко­вой дав­но­сти ана­ло­гич­но Вели­кой фран­цуз­ской революции.

Как и фран­цуз­ские собы­тия, Вели­кая рус­ская рево­лю­ция (так­же «Вели­кая Рус­ская рево­лю­ция» или про­сто «Рус­ская рево­лю­ция») пере­ло­ми­ла ход оте­че­ствен­ной исто­рии, ока­зав при этом вли­я­ние и на миро­вые про­цес­сы. Если Фран­ция фак­ти­че­ски откры­ла XIX век для Евро­пы и мира, то Рос­сия — XX век. Обе рево­лю­ции были слож­ны­ми про­цес­са­ми со сво­ей внут­рен­ней пери­о­ди­за­ци­ей, а так­же чере­дой сме­ня­е­мых режи­мов и форм вла­сти. Такой логи­кой руко­вод­ству­ют­ся сто­рон­ни­ки тер­ми­на. «Вели­чие» для них — не похва­ла, а все­го лишь при­зна­ние за собы­ти­ем миро­во­го значения.

Сто­ит отме­тить, что хро­но­ло­ги­че­ские рам­ки Рус­ской рево­лю­ции раз­ны­ми авто­ра­ми опре­де­ля­ют­ся по-раз­но­му. Юби­лей­ные упо­ми­на­ния, осо­бен­но в СМИ или в попу­ляр­ной лите­ра­ту­ре, не ста­ви­ли такой про­бле­мы и упро­щён­но гово­ри­ли о «рево­лю­ции 1917 года». Но исто­ри­ки, поли­то­ло­ги и фило­со­фы, ведя хро­но­ло­гию рево­лю­ции от Фев­ра­ля, финаль­ную гра­ни­цу могут ста­вить в октяб­ре 1917 года, в янва­ре 1918 года с раз­го­ном Учре­ди­тель­но­го собра­ния, в 1920–1922 годах в свя­зи с окон­ча­ни­ем Граж­дан­ской вой­ны и даже во вто­рой поло­вине 1930‑х годов, когда мас­штаб­ные ста­лин­ские репрес­сии поста­ви­ли точ­ку в про­цес­се пере­де­ла вла­сти в моло­дом совет­ском госу­дар­стве. Писа­тель Дмит­рий Лыс­ков в попу­ляр­ной кни­ге изда­тель­ской груп­пы URSS обо­зна­чил в загла­вии и вовсе дру­гие даты: «Вели­кая рус­ская рево­лю­ция: 1905–1922», при­чис­лив к еди­но­му про­цес­су самый пер­вый рево­лю­ци­он­ный взрыв в нача­ле XX века.

В самом нача­ле ста­тьи был постав­лен вопрос: какое опре­де­ле­ние собы­тий 1917 года может счи­тать­ся более тра­ди­ци­он­ным и более вер­ным? Ско­рее все­го, ника­кое и все одно­вре­мен­но. Вста­вая на жёст­кую пози­цию раз­де­ле­ния Фев­ра­ля и Октяб­ря, упор­но назы­вая Октябрь либо «пере­во­ро­том», либо «рево­лю­ци­ей», и не при­ни­мая чужой точ­ки зре­ния, или же обоб­щая все фак­ты в фор­ме одной Вели­кой рус­ской рево­лю­ции, мы можем упу­стить оттен­ки бога­той исто­рии того пери­о­да. А каж­дое наиме­но­ва­ние, опи­ра­ясь на соб­ствен­ную аргу­мен­ти­ро­ван­ную и логич­ную тра­ди­цию, имен­но эти оттен­ки под­чёр­ки­ва­ет. Поэто­му, на взгляд авто­ра, сто­ит пони­мать и в какой-то мере при­ни­мать взгля­ды на 1917 год во всём их разнообразии.

---

О вос­при­я­тии собы­тий Октяб­ря 1917 года мож­но узнать из наше­го мате­ри­а­ла «Октябрь­ская рево­лю­ция в днев­ни­ках совре­мен­ни­ков».