Фильм синонимы рецензии

В начале было тело. Слова появятся потом — сперва тело должно родиться, излить из себя семя и умереть, завершив жизненный цикл. Тело принадлежит израильтянину Йоаву, который, приехав в Париж и заснув в огромной неотапливаемой квартире, среди ночи выползает из утробы спального мешка, чтобы согреться хотя бы в ванной. Пока он мастурбирует под душем, кто-то крадет все его пожитки, и Йоав обнаруживает, что, если бегать голым по подъезду и с гортанным ближневосточным акцентом требовать тебе помочь, никто почему-то не откроет двери. Тогда он возвращается в выстуженную квартиру, чтобы, толком не увидев Парижа, умереть: ко всему прочему, в кране больше нет горячей воды.

Утром холодное тело найдут в пустой ванне Эмиль и Каролин, хрестоматийная и почти анекдотическая парижская пара, живущая по соседству: он вяло пишет скучный роман «Ночи инерции», она играет на гобое и с интересом посматривает на обрезанный пенис спасенного, денег у обоих куры не клюют. Они положат Йоава в свою постель, согреют, оденут, дадут телефон, конверт с купюрами и выслушают его историю: он действительно собирался умереть и заново родиться, поскольку больше не хочет быть израильтянином и даже отказывается говорить на иврите. Сюда Йоав приехал, чтобы придумать нового себя и стать настоящим жителем Парижа, хотя о Франции имеет очень смутное представление и на вопрос, каких французов он вообще знает, отвечает: «Селин Дион».

Надав Лапид, режиссер «Полицейского» и «Воспитательницы», за «Синонимы» получил в Берлине «Золотого медведя». С одной стороны, это очень израильский фильм с гневными филиппиками против процветающего в стране милитаризма, флешбеками из армейских будней главного героя, а также рассказами о кровавом прошлом, полном насилия настоящем и сомнительном будущем непрерывно воюющего государства. Йоав, собственно говоря, — это библейский Иоав, главный военачальник царя Давида и довольно неприятный субъект, символизирующий как раз темную сторону Израиля, которую главный герой пытается изгнать из себя, словно демона-паразита («государство злое, похабное, невежественное, глупое, гнусное, грубое, мерзкое, отвратительное, невыносимое, жалкое, противное, ненавистное, скотское, ограниченное, низкое помыслами, низкое душой», — синонимы складываются у Йоава в гневную рэперскую скороговорку, которую хочется закончить радищевским «и лаяй», но понятно, что так ненавидеть можно только родную — и любимую — страну).

С другой стороны, история поиска эмигрантом новой идентичности оказывается вполне интернациональной. Йоаву кажется, что главное — это отказаться от старого языка. Поэтому он бродит по парижским улицам со словарем, декламируя цепочки французских синонимов как детские стихи, и не хочет говорить на иврите ни с родителями, которые звонят ему по скайпу, ни с коллегами по израильскому посольству, куда он устраивается охранником. Даже свои истории про Израиль — то ли притчи, то ли анекдоты — Йоав дарит Эмилю, чтобы окончательно освободиться от них.

Слова действительно играют в фильме важную роль: в частности, обнаружив, что текст «Марсельезы» полон призывов к насилию и вообще направлен на возбуждение ненависти по признакам принадлежности к социальной группе, Йоав окончательно понимает, что хотел поменять свое шило с бурыми следами крови даже не на душистое французское мыло, а на другое шило — точно такое же, но с перламутровой рукояткой. Однако название «Синонимы», в сущности, обманчиво: это картина не столько про язык, сколько про тело. Тело, которое нельзя поменять и которое хранит память о всех ранах, ласках, ожогах, объятиях и ударах — пока не успокоится, окоченев, в чьей-то чужой белой ванне. Израиль для Йоава — это тело, злое, волосатое и мускулистое, как те израильтяне, что рыскают по Парижу в поисках антисемитов, чтобы выплеснуть агрессию, а не найдя, валтузят друг друга в тесных кабинетах, словно школьники-переростки. Его детский кумир, гомеровский Гектор, — тоже тело, сперва красивое и полное силы, а затем мертвое, над которым можно надругаться, которое можно вернуть, продать или обменять. Да и сам Йоав — точно такое же тело, как выясняется в студии порнографа, где несостоявшийся француз будет наконец стонать и плакать на иврите, поскольку его практически изнасилованная плоть всегда принадлежала и будет принадлежать израильтянину.

Впрочем, главный герой, похоже, догадывается об этом с самого начала: он неслучайно носит свое роскошное горчичное пальто, подарок Эмиля, застегнутым на все пуговицы, и усмиряет плоть, тратя на еду не больше пары евро в день и покупая самые дешевые продукты в самом жалком супермаркете. Но тело никуда не спрячешь, и временами кажется, что оно целиком заполняет собой каждый кадр. Том Мерсье, для которого роль Йоава стала дебютом в кино, похож то ли на юного Тома Харди, то ли на молодого Бельмондо, и глаз от него оторвать невозможно, что бы он ни делал — бежал, танцевал, мастурбировал, пел, умирал или просто сидел на диване. Его тело говорит сразу на всех языках, превращая «Синонимы» из набора анекдотов про израильтянина в Париже в большой фильм — непристойный, тонкий, клеветнический, умный, стыдный, возмутительный, нежный, пошлый, наглый, обаятельный, смешной, бессовестный, космополитичный, националистический, злой и красивый. «Выбери что-нибудь одно», — предлагает Эмиль, когда Йоав, говоря об Израиле, обрушивает на него свою лавину эпитетов. Pardon, mec, mais j’peux pas. Прости, чувак, никак не получится.

В рамках #ljmeetup, проведённого в Санкт-Петербурге посмотрел новый фильм Надава Лапида «Синонимы». Само мероприятие провели на территории кинотеатра «Формула Кино», а программа включала в себя фуршет и доклады нескольких блоггеров. Оказалось довольно любопытно и познавательно, за что организаторам отдельное спасибо. Французский фильм уже успел получить Золотого Медведя и приз ФИПРЕССИ на Берлинском кинофестивале, там что ознакомится с ним до премьеры было любопытно. Посмотрим, что же из этого получилось.

Израильский солдат Йоав сбежал со службы в Париж. Он никого там не знает, но хочет стать французом. Приняв душ в большой пустой квартире, он обнаруживает что его вещи украли. Голого и замёрзшего, его находит молодая пара, которая живёт этажом выше, даёт ему одежду, телефон и деньги. Вооружившись словарём, Йоав пытается найти своё место в мире большого европейского города.

Вся история подаётся небольшими эпизодами жизни Йоава в Париже и в каждый такой эпизод смотрится скорее отдельной зарисовкой из жизни чужого человека в чужой стране. Очень смутно и неохотно объясняется, как главный герой вообще попал в Париж и откуда у него все эти знакомые и условные друзья. Только ближе к концу отдельные элементы складываются вместе, но даже они не отвечают на многие вопросы. Пробираться же через сложно-сочинённые диалоги занятие не из лёгких. Возможно, виновата локализация, но некий элемент повествования в переводе точно затерялся. Название «синонимы» обыгрывается тем, что Йоав постоянно бормочет себе под нос термины из словаря, заучивая французский язык. При этом интересно — подбирает ли он слова по алфавиту, или по какому-то скрытому смыслу. Напрямую этого не объясняется, а локализация заглушает оригинальную дорожку. Эпизоды жизни Йоава разбросаны по хронометражу в вольном порядке и не всегда следующая показанная сцена происходит после предыдущей. В результате воспринимать события становится сложнее и общее впечатление сумбура лишь усиливается.

Фильм оказывается сложно воспринимать по многим причинам. Взрослый рейтинг европейского кино это вам не мрачная сказочка на ночь. Тут в первые же две минуты главный герой обнажается до гола и со стояком лезет мыться. Если подобное зрелище вас не смущает, погодите — дальше [будет хуже]будет хуже. В фильме присутствует нелицеприятная сцена онанизма главного героя, а такое смотреть ещё тяжелее. Другой спорный фактор — это манера съёмки. Режиссёр Надав Лапид перемежает съёмку из глаз с трясущейся камерой и дёрганной фокусировкой. Причём в некоторых местах это сделано даже интересно — только ты думаешь, что нам показывают вид из глаз героя, как камера показывает самого героя — как будто это зритель идёт рядом с ним, а не он сам. В результате постоянно возникает диссонанс — а от лица ли Йоава идёт повествование?
Для создания ощущения камерности, кадр берёт героев излишне крупно и близко. Это хорошо для чтения эмоций, но целостность кадра ломается — возникает ощущение, что ты чего-то не видишь, а значит — не понимаешь.

Том Мерсье сыграл Йоава и герой получился одной большой загадкой. Всё время возникают вопросы, почему он так себя ведёт. Израильтянин, который оказался в незнакомой ему стране пытается скорее не влиться в новое общество, а сбежать от старого. Он намеренно не говорит на иврите, он с трудом поддерживает контакты с друзьями, знакомыми и родственниками. Он заучивает слова из словаря, но при этом довольно неплохо говорит по-французски. Лишь в редкие моменты он спотыкается, когда пытается «вспомнить» слово, но выглядит это странно. Йоав ощущается человеком, готовым всё поменять, но при этом так и не понявшим, что именно для этого требуется сделать.

Про молодую пару Эмиля (Кантен Дольмер) и Каролину (Луиз Шевильот) фильм даёт ещё меньше информации. Оба молоды, талантливы и занимают высокое положение в обществе. Эмиль пишет некую книгу, а Каролина играет в оркестре — оба открытых взглядов и слегка устали от жизни. Йоав для них как ручная обезьянка, которая суетится, бегает и веселит их, делясь своими взглядами на жизнь. Что Дольмеру, что Шевильот удалось передать эту атмосферу загадочности и таинственности, но ясности от этого, к сожалению, не прибавляется.

Ключевым понятием фильма становится «граница» и режиссёр пытается раскрыть это понятие в многочисленных деталях, сценах и метафорах. Главный герой сам создаёт для себя многочисленные ограничения, как например, при ходьбе по улице он часто напоминает себе не смотреть наверх. Он не хочет, чтобы красота города проникла в него и поглотила. Добравшись до собора Парижской Богоматери, он кидает один беглый взгляд на здание и стремительно уходит. Позже будет сцена, где он эту границу пересекает, причём с довольно агрессивным оттенком.
Другой границей становится потребление пищи — герой высчитывает для себя норму питания — 1,5 евро в день и закупает один и тот же набор продуктов на эту сумму, при этом очевидно, что деньги у него есть, но какой-то психологический барьер мешает ему разнообразить рацион питания.
Однажды, устроившись на таможню, он пропускает целую толпу иммигрантов, крича чтобы те проходили, а границ не существует. В этом можно разлядеть метафору его собственного отношения к жизни — он одновременно знает о существующих ограничениях, но пытается их преодолеть.
Довольно много времени посвящено общению Йоава с его израильским другом, который в отличии от него открыто демонстрирует своё происхождение, причём делает это агрессивно и раздражительно. Он буквально нарывается на драку и фильм ясно показывает, что может случится при подобном поведении. В этом можно рассмотреть позицию Европы по отношению к иммигрантам — либо вы адаптируетесь к существующему порядку, заучиваете «наши» нормы жизни и не высовываетесь, либо уходите.
Весь фильм герой старается не говорить на иврите и, когда раскрывается несколько эпизодов его неприятного прошлого, становится понятно, что таким образом он пытается абстрагироваться от своего предыдущего окружения и заместить это новыми словами. В этом смысле становится показательной сцена, в которой его доводят до психологического онанизма. Финал фильма слегка разочаровывает, но несёт в себе любопытную [метафору]метафору. Йоав, окончательно разочаровавшись в Париже и Франции решает её покинуть, но перед этим стучится в дверь к Эмилю и Каролине чтобы попрощаться. Те ему не открывают и он начинает ломиться к ним в дверь. Эта сцена во многом формулирует его попытку перейти границу своего прошлого. Он так не смог отречься от того, кто он есть, и теперь просто ломится в дверь Франции, ни капли не изменившийся — одинокий, разбитый, сломленный.

Я всё ожидал, что всё происходящее окажется смертельной агонией главного героя — уж больно много странного происходит в фильме. Однако всё оказывается проще и банальнее. Набор эпизодов про иммигранта Йоава вскрывает темы терпимости европейского общества к приезжим; о возможности и условиях интеграции чужой культуры в современное государство, у которого уже есть своё видение по любым вопросам; о свободе, которую даёт это современное общество и чего требует в замен. Я не спорю, что фильм достоин тех наград, которые он получил, но это не отрицает того факта, что смотреть подобное тяжело физически и морально.

«Синонимы» это странное французское кино, в котором много всего и ничего одновременно. История израильтянина, который пытается стать французом визуально отторгается на всех уровнях. Рваная манера повествования, дерганная камера и регулярная обнаженка раздражают и поражают. Ключевым понятием становится граница, которую пытается нащупать главный герой, а вместе с этим проверяется граница восприятия зрителя. Неженок отсекают в первые две минуты, остальным предстоит увидеть слишком многое. Режиссер размышляет о свободе, терпимости и интеграции, но все мысли растворяются в очередной дерганной сцене с излишне крупным планом. Выдержать эти два часа сложно, но возможно. Однако лучше их потратить на что-то другое.

Что ещё почитать:
Еженедельная рубрика обзора киноновинок
К списку всех рецензий
Самые ожидаемые игры апреля 2019
Второй сезон сериала про путешествия во времени и герпес
Главный вестерн прошлого года
Второй Хеллбой и золотые големы
Первая часть фильма про Хеллбоя 2004 года
Ребут Хеллбоя 2019 года
Ужастик про семью у индейского кладбища
Кинокомикс про школьника в теле супергероя
Сериал про парня с молотком и его наследство
Фильм про летающего слонёнка
Триллер про доппельгангеров
Анталогия анимационных короткометражек про любовь, смерть и роботов
Сериал про стареющего актёра и его друга-вдовца

Спасибо, что подписываетесь и добавляетесь в друзья. Это очень мотивирует регулярно писать новые посты.

Синонимы наделали немало шума на Берлинском кинофестивале, забрав не только статуэтку медведя, но и хвалебные отзывы воротил киноиндустрии. И если вы незнакомы с фестивальным кино, то Синонимы станут для вас тем тяжёлым опытом (не в плане эмоций, а скорее в плане тягучести происходящего), через который должен пройти каждый киноман. Если же медленные, меланхоличные фестивальные картины вызывают у вас живой интерес, то ваши ожидания будут окуплены сполна! Но что кроется за пластилиновым лицом главного героя, и где тонкая грань между глубоким подтекстом и пошлой шелухой? Вот тут действительно есть повод серьезно задуматься…

По сюжету молодой недавно демобилизованный израильтянин Йоав оставляет ненавистную Родину и сбегает в зимний Париж в поисках новой жизни. Йоав заселяется в большую брошенную кем-то неотапливаемую квартиру, где во время «банных процедур», становится жертвой ограбления, фактически потеряв все вещи вплоть до трусов. Голого и замерзшего иммигранта, потерявшего сознание от переохлаждения, находят соседи – молодая богемная французская пара: сын бизнесмена, начинающий писатель Эмиль и его подруга Каролина, играющая в академическом оркестре на фаготе. Снабдив нового знакомого пачкой евро, пакетом модных вещей, новым айфоном и кричащим желтым плащом от Kenzo, французы открывают для Йоава двери в суровую французскую действительность. Ну и следующие 2 часа мы будем следить за тем, как Йоав натужно и не всегда успешно пытается изжить из себя израильтянина. Молодой человек готов отринуть родной иврит, что заставляет его на протяжении фильма штудировать французский словарь, подбирая все новые и новые синонимы к вновь изученным словам…

Синонимы по сути своей являются не смешным памфлетом на современную Европу, где Франция всего лишь место действия, перенеся которое в любую другую столицу евросоюзной страны, не удастся изменить контекст повествования. Йоав умирает и рождается вновь, когда отдает последнее, что у него есть (пирсинг) своим спасителям как плату за пропуск в новую жизнь.

Картина поднимает много моральных вопросов на тему бытия человека, отказавшегося от своей Родины, семьи, и даже истории, ведь наивный Йоав, не имея ничего за душой, готов отдать Эмилю истории из своей жизни в обмен на дружбу.

Романтизирующий Эмиль и похотливая Каролина становятся для израильтянина новой семьей, вот только внимательный зритель быстро увидит, что отношения молодых людей продиктовано исключительно экзотическим (для современного европейца беженцы должно быть реально так выглядят) происхождением нового знакомца, и как у любого избалованного ребенка рано или поздно интерес к новой игрушке неминуемо угаснет.

Сам фильм скорее снят для тех, кому знакомы проблемы беженцев и поиска себя в чужом враждебном мире. И Йоав сполна прочувствует на себе все трудности такой адаптации. Мир, о котором он так мечтал, на поверку оказывается пластмассовой подделкой, где охранники могут заставлять людей часами стоять под дождем, не открывая двери, только потому, что просто могут; где вместо души «художнику» больше интересно сколько пальцев Йоав может засунуть себе туда, куда пальцы обычно не суют; где музыка консерватории кажется мертвой на фоне воспоминаний от музыки автоматных очередей. Насилие толерантного общества больше не физическое, оно скорее выражено в моральных рамках и ограничениях, когда нельзя попросить жену приготовить мясо, потому что она любит брокколи, или накричать на нее, застукав в постели с любовником.

Картина обрывается на высокой ноте, оставляя странное чувство недосказанности. Заслуживает ли она тех хвалебных отзывов, которые размещены на главном постере к фильму и что так обаяло кинокритиков? Тут я могу только гадать:

1. Во-первых автором картины является израильтянин Надав Лапид, а концептуальное иностранное кино всегда ценится видавшими видами киносудьями. Тем более редко кто поносит европейские ценности кроме самих европейцев (а тут создатели из Израиля – Ближний Восток, как-никак…).

2. Во-вторых тема беженцем и миграции в целом довольно злободневна для современной Европы, авторы фильма осознавали это и били (что называется) в цель.

3. В-третьих на всех кинопоказах Лапид заявляет, что фильм – это автобиография его молодости, а главный герой и его мытарства – лично пережитый опыт. Личная история всегда интереснее чем чистый вымысел.

Достаточно ли это для того, чтобы заслужить высокий титул? Судите сами, но по мне, как Эмиль и Каролина клюнули на экзотический продукт, так и критики пошли на поводу у знающего вкусы публики режиссера. Не зря четверть фильма актер Том Мерсье показательно светит своим «хозяйством» направо и налево, ведь рассуждая об открытости нравов свободной Европы, будем честны – стареющая богема киноиндустрии в большинстве своем жаждет молодой (и сомневаюсь, что женской) крови, как жадный стареющий вельможа молодую служанку (ну правда, никакой смысловой нагрузки «дик-пик» сцены не имели, а сохрани режиссер этот образ в тайне умелым ракурсом — было бы даже более выразительнее). Да и тема бегущего из Родины израильтянина выглядит вполне «хайпово».

Большой вопрос к похвалам в сторону того же Йоава, который 95% фильма изображает 2 эмоции – мертвую отстраненность и что-то среднее между гневом и безумием (простите, но даже в эмоциональных сценах преодоления себя со слезами ничего кроме лица мертвой рыбы он так и не выдал).

Слишком много из описанного выше мне пришлось докрутить у себя в мозгу, на экране все смотрится менее очевидно, и если для кого-то это плюс, то для меня — это всего лишь шелуха. Проблемы беженцев на экране (уверен, в жизни все выглядит куда более жестко) выглядят подчеркнуто надуманными, ибо ехать в Тулу со своим самоваром смысла нет. Для примера: на фоне социального треш-фильма «Айка», рассказывающего о проблемах молодой «гастробайтерши» в Москве, история Йоава выглядит бледно (вот где были реальные проблемы!).

Можно ли получить удовольствие от Синонимов? Для себя решил, что исключительно под настроение! Фильм не шокирует, не дарит откровений, не открывает новые горизонты. История, без сомнения, поучительна, но герои тут все какие-то мертвые, бегают от себя как Гектор от Ахиллеса в любимой истории Йоава, боясь принять решающий бой с самим собой.

Сценарий 4+, игра актеров 3+, общее визуальное впечатление 3+.

А как вам фильм? Планируете ли смотреть и какие впечатления после просмотра?

На минувшей неделе завершился 69-й Берлинский кинофестиваль. Жюри во главе с актрисой Жюльет Бинош отдало главную награду фильму «Синонимы» израильского режиссера Надава Лапида (ранее картина завоевала приз международной ассоциации кинокритиков ФИПРЕССИ). Кинокритик и куратор кинопрограмм Катерина Белоглазова в рецензии для «Инде» рассказывает, кто такой Надав Лапид и чем примечателен его новый фильм.

«Синонимы» — третий полный метр в фильмографии Надава Лапида. До победы в Берлине Лапид был известен по фильмам «Полицейский» (2011) и «Воспитательница» (2014), который в 2018 году пересняла и с успехом представила на «Сандэнсе» американка Сара Коланджело. В отличие от предыдущих фильмов, в основе «Синонимов» лежит личный опыт режиссера: 20 лет назад Лапид так же, как и его герой, отслужил в израильской армии, а затем, решив радикально изменить свою жизнь, переехал в чуждый и незнакомый Париж. Однако фильм Лапида не дань прошлому. В швах этой изобретательно и эксцентрично скроенной истории о молодом израильтянине, пытающемся стать французом, притаилась горечь злободневного высказывания о плене идентичности, участи чужака и лицемерии западной государственной системы.

Йоав (блестящий дебют актера Тома Мерсье) прибывает в Париж из Тель-Авива, чтобы остаться тут навсегда, оборвав связи со своей семьей, отказавшись от родного языка и — главное — от принадлежности к своей стране с ее пестуемой исключительностью, осадным положением, грузными традициями и милитаризмом. Символическую смерть и новое рождение героя режиссер показывает в первых же кадрах. Скитаясь по ничейным квартирам — ключи от роскошного, но совершенно пустого и неотапливаемого апартамента на левом берегу Сены как будто специально ждут героя под ковриком, — Йоав сразу же оказывается в ситуации вынужденного обнуления. Пока он моется в душе, кто-то ворует все его вещи, и ему остается замерзать голым в ванной незнакомой квартиры. Такой завязкой эмблематично обозначена противоречивая сущность европейского гостеприимства: что называется, добро пожаловать, или посторонним вход воспрещен.

Следующий за этим виток сюжета мог бы произойти в посмертной грезе героя, когда его, нагого и в отключке от холода, находят влекомые любопытством соседи сверху, юные бобо, спустившиеся будто бы прямиком из французского кино. Новые друзья Йоава — Эмиль (Кентан Дольмер), богемный наследник фабриканта, пытающийся написать роман, и Каролина (Луиз Шевийот), видимо, прежде так же подобранная Эмилем по принципу ее «инаковости» француженка свободных нравов, посредственно играющая на гобое в районной филармонии. Они похожи на витальных героев даже не самой французской новой волны, а наследующих ей фильмов нулевых: кино Эжена Грина, Сержа Бозона, Кристофа Оноре. Эдакие инкарнации бертолуччиевских «Мечтателей», они дарят Йоаву с барского плеча пальто Kenzo горчичного цвета (слишком дорогое и экстравагантное, чтобы оно смотрелось на нем естественно), пачку евро и ворох модных шмоток, которыми в следующем кадре Йоав заткнет дыру в потолке своего нового жилища, уже на окраине. Мир, в который попадает Йоав, — не вполне реальность, но и не чистый вымысел. Черты этого мира обострены и граничат с фарсом, причем так, будто происходящее увидено глазами автора, реконструирующего историю (идея фильма, как было сказано выше, автобиографична). Лапид затейливо и иронично ваяет кино-сказку с горьким концом.

Среди эксцентричных сцен авторского повествования важное место занимают и трясущиеся кадры субъективной камеры: лихорадочный Париж самого Йоава, упрямого идеалиста, старающегося не смотреть по сторонам, чтобы не польститься на туристические аттракционы, а открыть потаенное истинное лицо города. Столь же обсессивно герой заучивает французские синонимы, не желая больше произносить ни слова на иврите.

Движимый мечтой о свободе, предельно живой и артистичный Йоав при этом очень серьезен, особенно в своей наивности. Словно начинающий художник, он пытается творить свое новое будущее, действуя с особым перформативным ригоризмом. Показательно нарушая правила израильского консульства, куда его взяли охранником, широким жестом впускает туда смиренно мокнущих в очереди под дождем посетителей. Отдает новому другу почти единственное, что у него есть, — воспоминания об Израиле, правдивые или придуманные им самим (этого мы не знаем) истории о службе в армии. То есть отдает неотчуждаемое — свою память. Но в какой-то момент Йоав захочет забрать ее обратно.

Чем более осязаемой и полнокровной становится для Йоава новая реальность — на носу фиктивный брак с Каролин, который позволит ему натурализоваться во Франции, хотя к Каролин он, кажется, испытывает нефиктивные чувства, — тем яснее герой открывает для себя фальшь и несоответствие французской жизни красивым словам о равенстве и братстве.

Йоав бредит древнегреческим героем Гектором, могучим защитником Трои, в страхе убежавшим от Ахиллеса, но все же вышедшим на бой, проигрыш в котором сулит посмертный позор и унижение. Таковы для него отношения со своей родиной, но вскоре ему придется констатировать, что во Франции никто не готов драться даже за свою музыку. Осознание придет на одном из занятий для мигрантов, где их, словно детей в детском саду, заставляют разучивать «Марсельезу» и хором правильно реагировать на утверждения вроде «если застал свою жену с любовником, то ее можно бить (или сына, если выяснится, что он гей)». Отвечать нужно: vrai ou faux, то есть «правда или неправда» (или «верно или неверно»), но Йоав начинает понимать, что в этой стране правда и неправда давно стали синонимами, а политика толерантности и мультикультурализма не менее агрессивна, чем мачистский милитаризм его соотечественников, устраивающих, к примеру, подпольные кулачные бои с французскими неонацистами.

Одна из рецензий на фильм — победитель Берлинале на русском языке удачно озаглавлена строчкой из песни Hi-Fi «Беспризорник»: «Убежал я из дома бродить по сказочным мирам», но синонимом к фильму может быть, например, и строка из классики советского кино: «Ваше благородие, госпожа чужбина, жарко обнимала ты, да только не любила». Так и Франция для Йоава с ее liberté, égalité, fraternité — мечта об идеальной чужбине, месте, где над тобой якобы не довлеет твоя идентичность. Но все оказывается не так просто. «Всякая страна — полна жопа огурцов», — пел Егор Летов, и Надав Лапид, вряд ли знакомый с песнями «Гражданской обороны», доказывает это очень своеобразным и самобытным способом.